Защитник «Факела» Михаил Смирнов рассказал о детстве в Санкт-Петербурге, особых чувствах к «Спартаку», полете на обед в Сербию с «Кубанью» и происхождении своего прозвища.
«Я всегда играл очень жёстко»
– Расскажи, каким был Санкт-Петербург в твоём детстве. Мне почему-то сразу фильмы Алексея Балабанова вспоминаются – в первую очередь, «Брат».
– Да, город тогда именно таким и был. Очень непростое было время. Понимаю, почему Петербург называли бандитским. Но это больше образ – мне кажется, что в 90-е любой российский город можно было считать таким. Всё детство прошло на улице – лазали по стройкам, целыми днями играли на футбольном поле, пока родители домой не загонят. Компьютер у меня появился лет в 15. Интернет был такой, что пока попробуешь загрузить какую-то страницу – расхочется. Приставки как-то не захватили меня, и я предпочитал весь день гулять с пацанами. Настают белые ночи – и ты даже не понимаешь, что уже пора домой. Сначала жил у бабушки в центре города, потом переехали в Приморский район. Недалеко от него была база «Зенита». Я за пять минут пешком туда доходил и смотрел, как тренируется первая команда. Уже когда был подростком, следил за Эриком Хагеном – он был настоящий убийца!
– Короче говоря, дальнейшая судьба была предопределена – только футбол.
– Да, я больше ни о чём думать не мог. Занимался в «Смене», подавал мячи на матчах на «Петровском». Я всё время стоял за воротами, которые защищал Слава Малафеев. А знаешь, откуда вообще в моей жизни взялся футбол? Когда мне было шесть лет, по телеку шла реклама про набор ребят в «Смену». Папа спросил: «Пойдёшь»? Я ответил: «Пойду». И всё изменилось.
– Когда ты был маленьким, для тебя что-то значили имена чемпионов СССР 1984 года?
– Я слышал их. Но за «Спартаком» я следил гораздо пристальнее.
– Вот это признание…
– Папа из Тверской области, он всю жизнь – за «Спартак». Поэтому и я постоянно смотрел матчи красно-белых. Лига Чемпионов, Тихонов, Баранов, Титов, Горлукович – ну, многие меня поймут. Я даже во дворе бегал в спартаковской футболке, и никто на меня косо не смотрел. Когда попал в профессиональный футбол, можно сказать, отболело. Хотя я и сейчас пристально слежу как за «Спартаком», так и за «Зенитом».
– Питер меняется? Со стороны кажется, будто он застрял во времени.
– Исторический центр стараются охранять, да, именно он даёт городу его неповторимое лицо. Но Петербург развивается, в нём вырастают новые районы с совсем другой архитектурой. Это нормально – ведь именно в появлении новых пространств и рабочих мест и заключается прогресс.
– С кем ты играл в «молодёжке» «Зенита»?
– Антон Соснин, Максим Канунников, Сережа Петров, Паша Комолов. Это если называть тех, кто добрался до Премьер-лиги. Ещё, думаю, доберётся до неё Ян Бобровский. Правда, в качестве арбитра.
– Откуда эти фото?
– О, это был Кубок Содружества. «Зенит» отправил молодёжную команду, и мы впервые в карьере сыграли в такой атмосфере, при таком давлении. Очень интересный опыт – в манеже, акустика была мощная. Уже не помню, какой был результат. Если бы выиграли трофей, я бы не забыл.
– Почему у тебя прозвище Топор? Это опять что-то петербургское – наверное, в честь Раскольникова?
– (смеётся) Ты слишком глубоко копаешь. Я просто всегда играл очень жёстко – я же центральный защитник как-никак. И во многом я брал пример с Игоря Чугайнова, который тренировал молодёжную команду «Зенита». Он, когда играл, мог прыгать в ноги нападающим головой вперёд – жёсткий мужик, с характером. Чугайнов привил мне мысль, что никогда никого нельзя бояться. Во многом благодаря ему переход из молодёжного футбола во взрослый дался мне чуть проще.
– Когда тебе было 18 лет, ты бегал за «молодёжку» «Зенита», выигравшего Кубок УЕФА. Ты верил, что через какое-то время будешь играть с Тимощуком, Аршавиным, Зыряновым?
– Если честно, нет. Тогда никого особо не подтаскивали к основному составу. Немного игрового времени давали Алексею Ионову, Егору Окорокову – он живёт в Воронеже, кстати – и всё. И дело не в том, что я не верил в себя. Просто я видел, какие парни играли в основном составе на моей позиции. Крижанац, Ломбертс, Широков выходил в центре обороны, потом ещё и Пюигренье пришёл. Какой центральный защитник вырвался бы из-за их спин в 18 лет? Никаких обид на «Зенит» не осталось, только благодарность. Кто сильнее – тот и играет, так и должно быть.
– Тогда объясни, что за история случилась, когда ты приехал в Санкт-Петербург с «молодёжкой» пермского «Амкара» и показал средние пальцы скамейке хозяев поля?
– Вообще не так всё было. Расскажу сначала. Я играл за «молодёжку» «Зенита», нашим тренером был Анатолий Викторович Давыдов. Я считал, что несправедливо оставался на скамейке, у нас произошёл конфликт. Я поехал в «Амкар». Приехал с «молодёжкой» в Питер, счёт 1:1, 92-ая минута, подача с углового, скидка – гол! Ну я побежал к скамейке, показал пальцами на свою футболку с фамилией на спине. А наутро прочёл в интернете, что и болельщикам, и скамейке «Зенита» неприличные жесты с двух рук сразу показывал. Потом уже в Перми меня вызвало руководство клуба, сообщило о том, что я должен заплатить штраф. Я говорю: «Везде камеры. Если вы мне покажете видео, на котором я показываю средние пальцы – заплачу». И вопрос закрылся. Я же культурный парень, ты меня знаешь – я бы такого не сделал.
– По-моему, показывать свою фамилию на спине скамейке запасных – тоже немного мальчишество.
– Наверное, да, но я был очень молод, эмоции били через край. На скамейке мои друзья, на трибунах родные – хотелось показать себя. А с Давыдовым мы потом помирились. Я тогда с «Тосно» приехал на товарищеский матч с «Зенитом». Увидел Анатолия Викторовича, протянул руку, предложил забыть старые обиды. Он очень обрадовался: «Ну, Мишаня, повзрослел!» С тех пор нормально общаемся.
«Воронеж напоминает Питер – футбольный город»
– Почему в «Краснодаре» ты не задержался?
– Это была полугодовая аренда. Там был тренер, знакомый по «Смене». ФК «Краснодар» был тогда ещё в первой лиге, я там играл за вторую команду, иногда тренировался с «основой». Пусть я там и пробыл совсем недолго, но не пожалел. Условия для работы уже тогда были потрясающие. Какая база! Боюсь представить, что там сейчас. А тогда после «Краснодара» меня позвали на просмотр в Пермь.
– Как так вышло, что ты провёл там три года, но сыграл всего 10 матчей за первую команду?
– Первый год играл за дубль, завоевал с ним «серебро» чемпионата «молодёжек». Для Перми это было важное событие. А потом при Рашиде Рахимове сложилась такая ситуация, что Попов получил «красную», у Черенчикова перебор «жёлтых», у Белорукова травма. И меня отправили тренироваться с основным составом перед домашней игрой с «Рубином». Меня трясло перед тренировкой, надеялся, что никто не будет мне пасовать. Но отыграл нормально, 1:1 закончили. Я ещё немного отбегал, а потом в строй вернулись более опытные ребята. Ещё и травм было немало за эти сезоны. Только подумаешь, что вот он, шанс, как тут же оказываешься в кабинете врача. Особенно хорошо запомнил, как Божович стал доверять мне, выпускать в стартовом составе, а я на последней минуте в Нальчике при «стандарте» выпрыгнул и упал так, что плечо вылетело. Больше полугода восстанавливался. В лазарете провёл немало времени за эти сезоны. А так поработал с прекрасными специалистами Рахимовым, Божовичем, Черчесовым, Хузиным и Парамоновым – в общем, всех пересидел! (смеётся)
– Черчесов действительно очень жёсткий человек?
– Дисциплина у него невероятная. Его реально боялись, чтоб кто-то опоздал куда-то даже на минуту – вообще невозможно. После первой же своей тренировки он начал выступать перед командой и заметил, что массажист смотрит куда-то в сторону. Саламыч ему: «Когда тренер говорит, надо смотреть на него». Массажист: «Да-да, конечно». Но всё равно на следующий день он уже работал в дубле. Хотя с Черчесовым и прикольные случаи были. Когда он тренировал «Терек», мой «Амкар» жил с грозненцами в одном отеле на сборах в Турции. И мы оказались вместе в бане. Саламыч берёт ковш, начинает накидывать. А рядом сидит Брайан Идову, тогда ещё совсем не известный. Черчесов ему: «Что, Ваня, не жарко тебе?» А Брайан без всякого акцента: «Да не, нормально, можете ещё подкинуть». Все полегли, а Саламыч в шоке. Вообще отмечу, что Черчесов всегда всё в глаза говорит, и это заслуживает уважения. Помню, как он привёл в команду Фибеля и через какое-то время подошёл, честно сказал: «Мишань, у тебя в этом году будет мало игровой практики. Если есть вариант – поезжай в аренду». И я поехал в «Нефтехимик».
– Ты поиграл за «Кубань». Даже не вижу смысла спрашивать, все ли причитающиеся деньги ты получил.
– Да понятно, что все что-то недополучили. А знаешь, почему? Потому что деньгами распоряжались неправильно. Начинался сезон – летали чартерами, к концу чемпионата уже зарплаты не отдавали, про премиальные вообще молчу. Слушай, а ты знаешь историю, как «Кубань» на обед в Сербию летала?
– Рассказывай.
– Летим на сбор в Сербию. С собой взяли полный самолёт инвентаря – маленькие ворота, стойки, манекены, полусферы. На двух автобусах ехали в аэропорт, чтобы всё это притащить в Сербию. Прилетаем, идём обедать. Нам говорят: «Отдыхайте после дороги, вечером будет тренировка». В это время тренерский штаб едет смотреть поля – все три «убитые». Возвращаются тренеры в отель и говорят: «Собираемся, вечером летим обратно». Летели с какими-то длительными пересадками через Стамбул. Короче, комедия. Сложно было заранее разузнать про поля, что ли?
– Ты поиграл за «Тосно». Переходя туда, понимал, что это, скорее всего, недолговечный проект?
– Нет. Вообще непонятно было, что за клуб, надолго ли это всё. Но я шесть лет прожил вне Питера, когда подвернулся вариант вернуться домой, долго не думал. К тому же, в «Тосно» говорили об амбициях, о Премьер-лиге. И действительно – в первый сезон мы стали третьими. Но было забавно, что каждые полгода состав основательно перетряхивали. Знакомишься в феврале с людьми – а в мае с ними уже прощаются. Очень много народа прошло через команду.
– Почему после «Кубани» ты перешёл в скромную «Сибирь», с которой оказался в зоне вылета?
– Я был в «Кубани» до последнего, у меня ещё оставался год контракта, я надеялся, что всё утрясётся. Когда окончательно стало ясно, что клуб исчезнет, вариантов у меня, по сути, не было. А «Сибирь» тогда заняла седьмое место, провела хороший сезон, мне дали трёхлетний контракт. Новосибирск оказался отличным городом. Один минус – зимой очень жёстко. Сугробы бывают просто гигантские. Но все впечатления смазал результат – вылет из ФНЛ.
– Потом был первый сезон в «Факеле».
– Очень непростой, мягко скажем. Команда только строилась, у тренерского штаба толком не было времени, чтобы обучить ребят, превратить в одно целое. В первой игре сезона против «Торпедо» звучали обращения типа: «Эй, ты!» Тогда каждый день подъезжали новички, за столь короткое время было сложно всех запомнить по именам. Но мы верили, что сможем с этим справиться. Думали, что за счёт самоотдачи сумеем навязать борьбу соперникам – тем более, в ФНЛ редко такое бывает, чтобы одна команда была на голову сильнее остальных. Но пошли поражения, и нас это немного надломило. Мы пытались исправить ситуацию, но у нас не получилось, не хватало единства. Вот сейчас в «Факеле» мы все как единое целое, мы монолит. И на поле, и вне его. Вывод простой: большие команды за короткий промежуток времени не строятся. Потому что коллектив, у которого есть стержень, создаётся постепенно. Кроме того, надо учитывать, что клуб сильно вырос во всех аспектах работы с того времени.
– А почему весной 2020 года, после неудачного сезона, ты решил остаться в Воронеже?
– Во-первых, мне всё нравится здесь. Мне доверяют руководители клуба и тренеры – и я им очень за это благодарен. Я уже прикипел к Воронежу. Он напоминает Питер тем, что это футбольный город, который объединяется вокруг одной команды. Во-вторых, после неудачи уходить нельзя было. Помнишь, как в 2019 году болельщики выбежали на поле, чтобы разобраться с игроками?
– Ещё бы.
– Конечно, такого не должно происходить, но я понял их состояние. Достаточно представить себе: вот живешь ты в Воронеже, для тебя «Факел» – особенный клуб, ты им дышишь, а команда три года подряд барахтается в зоне вылета. Болельщики просто уже не могли терпеть это. И мне тоже хотелось какого-то реванша, я верил, что мы всё исправим, и наши имена запомнят в Воронеже в совсем другом контексте. Это был вызов. Я вообще скажу, что в футболе каждый день – это вызов. И его нужно принимать, чтобы подняться наверх.